ЯКОВ ЕСЕПКИН | страница 9

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триста тридцать восьмой опус

Вдоль сугробов меловых гулять

И пойдем коробейной гурмою,

Станут ангелы чад исцелять –

Всяк охвалится нищей сумою.

Щедро лей, Брисеида, вино,

Что успенных царей сторониться,

Шелки белые тушит рядно,

Иль с демонами будем цениться.

Золотое начинье тисня

Голубою сакраментной пудрой,

Яд мешая ль, узнаешь меня

По венечной главе небокудрой.

 

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триста пятьдесят четвертый опус

Амстердама ль пылает свеча,

Двор Баварский под сению крова

Млечнозвездного тлеет, парча

Ныне, присно и ввеки багрова.

Книжный абрис взлелеял «Пассаж»,

Ах, напротив толпятся юнетки,

Цель ничто, но каменам форсаж

Мил опять, где златые виньетки.

Аониды еще пронесут

Наши томы по мглам одеонным,

Где совидя, как граций пасут,

Фрея золотом плачет червонным.

 

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триста пятьдесят седьмой опус

Злобный Мом, веселись и алкай,

Цины любят безумную ядность,

Арманьяка шабли и токай

Стоят днесь, а свечей неоглядность.

На исходе письмо и февраль,

Кто рейнвейны любил, откликайтесь,

Мгла сребрит совиньон, где мистраль

Выбил тушь, но грешите и кайтесь.

Цина станет в зеркале витом

Вместе с Итою пьяной кривляться,

Хоть узрите: во пунше златом

Как и будем с мелком преявляться.

 

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста семнадцатый опус

Заливай хоть серебро, Пилат,

В сей фаянс, аще время испиться,

Где равенствует небам Элат,

Сами будем звездами слепиться.

Вновь античные белит столы

Драгоценный вифанский орнамент,

А и ныне галаты светлы,

Мы темны лишь, как Божий сакрамент.

Был наш век мимолетен, шелков

Тех не сносят Цилетты и Озы,

Пить им горечь во веки веков

И поить ей меловые розы.

 

ЯКОВ ЕСЕПКИН

НАЗИДАНИЕ МИДАСУ

Пятидесятый фрагмент

Смерть беззвездная алых бутонов

Щедро жертвует бойным арму,

Выжжет пламень шиповие стонов,

Лики мы окунем в сурему.

Были розы сие нетлеенны,

Расточали колонские мглы,

Ныне кипени их алопенны,

Веи серебро льют на столы.

Отдали ароматы земные

Мертвым царственным девам сады,

Только дарствия прочат иные

Одоносцам светил череды.

Вновь горят и горят бутоньерки,

Брошей цветь выливает нисан,

Сняли ангелы падшие мерки,

Чернь коврами претмил Хороссан.

Ах, всецветность нейдёт нашим славам,

Суе розочки присно цвели,

Во зерцалах следи, как по главам

С тёмным серебром бьются угли.

 

ЯКОВ ЕСЕПКИН

НАЗИДАНИЕ МИДАСУ

Двадцать восьмой фрагмент

Онемеют Петрополей арки,

Хмель барочные стены увьет,

И потушим свечные огарки,

Ангелов ли им равный убьет.

Не успели на бал к Лорелее,

Хоть воздышим эгейской армой,

Чу, сильфиды летят по аллее

За царевнами с шейной тесьмой.

Умерли мы, а властвуют музы

И веселием свет обуян,

Шестигранник садовые узы

Женевьевам дарит и туман.

Франсуа пунш маковый алкает,

Брадобрея сквозные персты

Во альковные яства макает,

Зрите, веи, сие красоты.

Поминай иродиц в предстоящем,

Им зацветших не хватит столбов,

Сколь портальные сады обрящем

С тленом роз на пергаментах лбов.

 

Яков ЕСЕПКИН

К АННАБЕЛЬ

Пятьдесят второй фрагмент

Парки белые трюфели чают,

Яств столы ныне гробов не ждут,

Вновь пурпурные дивы скучают

И альковы сохранность блюдут.

Все музыки пьяны и блудницы,

Из Ефеса получим ли весть,

Содомитские мчат колесницы,

Томный шелест кому перевесть.

Именитства окончились тризной,

Прячут ключники в подпол клико,

Бязь коринфскую ветхой старизной

Покрывают, сколь время легко.

Гасим свечки витые, галаты

Нощь не могут прейти, золота

Смерть для первых, иные Элаты

Мрамром неба возвысит фита.

Мало будет скучающим дивам

Чермных роз и путраментов сех,

Выжжем цветы очами и к Фивам

Низойдем, чтоб рыдать обо всех.

 

Мудрёно как-то, м б на ангийский перевести.

 

Яков ЕСЕПКИН

К АННАБЕЛЬ

Шестьдесят шестой фрагмент

Сад не вспомнит шагов опоенных,

Виноградов горьки остия,

Если пить – из амфор червопенных,

Восьмисвечья в серебре тая.

Мглы сие и хрусталь преложатся,

Белый чай нам заварит Колон,

Тут ли фавны слепые кружатся

И куррару лиет Аполлон.

Будем пестовать гроздия гнева,

Нетлеенные кисти с хламид

Обрывать и тлести, Женевьева,

Сумрак жёлтый древней пирамид.

Наши ль статуи плачут наивно,

Чу, в музеях канцоны звучат,

Покрывало небес благодивно,

Гипс кровавый юниды влачат.

Широки арамейские сени,

Ал ещё их оплаканный тлен,

И упали бы здесь на колени

Во крови – нет у мертвых колен.

 

ЯКОВ ЕСЕПКИН

МУКИ ФРИДЫ

Сорок седьмой фрагмент

Шелк несите сугатный, червовый,

Сокрывайте холодных цариц,

В усыпальницах пламень восковый

Паче лядвий и млечных кориц.

Эти адские кущи впервые

Серафимы не могут забыть,

Розенкранц ли с удавкой о вые

Полагает принцессам не быть.

Что резвятся шафранные феи,

Хватит челяди мраморных жал,

Мрачен бальник исцветшей Психеи,

Упасен, кто аромы бежал.

Мы ль златую весну ожидали,

В сеннаарских гуляли садах,

Всем теперь бутоньерки раздали,

Витокровные свечки во льдах.

Всех нашли и гортензии в косы

Перстной смерти с виньетой вожгли,

И горят желтоядные осы

На патинах садовой бели.

 

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста тринадцатый опус

Где путрамент златой, Аполлон,

Мы ль не вспели чертоги Эдема,

Время тлесть, аще точат салон

Фреи твой и венок – диодема.

Шлейфы Цин в сукровице рябой,

Все икают оне и постятся,

Се вино или кровь, голубой

Цвет пиют и, зевая, вертятся.

Кто юродив, еще именит,

Мглу незвездных ли вынесет камор,

Виждь хотя, как с бескровных ланит

Наших глина крошится и мрамор.

 

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста четырнадцатый опус

Полон стол или пуст, веселей

Нет пиров антикварных, Вергилий,

Ад есть мгла, освещайся, келей,

Несть и Адам протравленных лилий.

Разве ядом еще удивить

Фей некудрых, елико очнутся,

Будут золото червное вить

По венцам, кисеей обернутся.

Наши вишни склевали давно,

Гипс вишневый чела сокрывает,

Хоть лиется златое вино

Пусть во мглу, яко вечность бывает.

 

Яков ЕСЕПКИН

МУКИ ФРИДЫ

Восьмидесятый фрагмент

Убежим от юродиц кургузых,

Этих траурных Фрид и Милен,

Бесноватых, ещё желтоблузых,

Бьющих рвотой сиреневый тлен.

Изваяние Сольвейг мерцает,

Ныне чудное время не цвесть,

А тлееть, ангелков порицает

Смерть одна, где учителей несть.

Обращайся в кровавую пудру,

Во парчевниках жабой таись,

Венцедержцу иль розовокудру

Славы пой, прекричи и трясись.

Нас теперь ожидают ротонды,

Лишь замолкли музыки, увы,

Трясогузки и големы ронды

Внять спешат, ими брезгуют львы.

Сокрушатся лепные обсиды,

Мрамор выбьется в гофрах пустых –

Узрит нощь, как беснуются Иды

Пред тенями отроков златых.

 

Яков ЕСЕПКИН

ДЕКАДАНС ДЛЯ N.

Девяносто второй фрагмент

Нет алмазов – терновый несите

Свой иродский венец, мел царей

Кровь и гасит, Софии иль Ците

Будет чем озабавить псарей.

Бродит в парке Белькампо, австрийский

Сон рождает виденья, а мы

Их не зрели, огранник тристийский

Смерть за нами водил чрез холмы.

Лишь в пирах испытуются яды,

Дай, Калипсо, пурпурный сим хлеб,

Веселые пусть рдятся наяды,

Гипс ли рвут со карминовых неб.

И сурово ж окончились балы

У тоскующей Коры, девиц

Змеевласых вернули в подвалы,

Одарили червой меловиц.

Виждь, горят шелковичные черви

И во золоте черви снуют,

И кронпринцев нашейные верви

Златью морок свечной превиют.

 

ЯКОВ ЕСЕПКИН

ДЕКАДАНС ДЛЯ N.

Тридцать первый фрагмент

Сад портальный украсят зелени,

Станем лотосы кровью гасить,

Желтосвечные наши и тени,

Поздно милостынь мертвым просить.

Много скорби о пире небесном,

Девы белые алчут сурьмы,

Во кармине пылают одесном

Золочёные багрием тьмы.

У Винсента ль просить божевольных

Дивных красок, его ли очниц

Не склевали вороны со дольных

Областей и варварских терниц.

Сколь высоко хоровые нети,

Нетлеенные рдеют цвета,

Хоть забросим в бессмертие сети,

Золота наша смерть, золота.

Позовут ангелочки, а туне,

Пировайте ж, садовый нефрит

Мы пили в червоцветном июне,

В каждом лотос кровавый горит.

 

ЯКОВ ЕСЕПКИН

УТРО АПОСТОЛА ИУДЫ

Сорок третий фрагмент

Ложесны закрывайте парчою,

По серебру тяните канву,

Пред успенной астрийской свечою

Нити хорные бьют синеву.

У Чумы на пиру хорошо ли

Торговать васильками, оне

Мертвым суе, гробовые столи

О царевнах темнеют в огне.

Исцветает дельфийский путрамент,

Змеи с чернью шипят за столом,

Хмель виется на тусклый орнамент,

Вспоминают купцы о былом.

Были мы пробиенны Звездою,

С богородными речи вели,

Но за мертвой послали водою

Аонид и сердца соцвели.

Выжгут литии нощные серы,

Свечки розные воры снесут –

Царичей и покажут химеры,

Никого, никого не спасут.

 

Яков ЕСЕПКИН

УТРО АПОСТОЛА ИУДЫ

Девяносто третий фрагмент

Открывайте шкатулки пустые,

Мелы прячьте в седой малахит,

Лижут черви титулы витые

И путраментный грозен рахит.

Ночи мил галилейский меловник,

Со налистий ссыпается рис,

Вепри снов объедают рифмовник,

Жжет лимонную кисть кипарис.

Венских риторов юная слава

Не к рябому Каифе нежна,

Скипетр ал и сребриста булава

Ассирийского царствия сна.

Фарисеи ли, дети заснули,

Терны гасят Коринф и Ефес,

Не асийскую вязь промокнули

Смертным шелком – фьеолы небес.

Плюшем бледным оденутся ложи,

Яды Тарса достигнут ушей,

И в базиликах выбелят кожи

Мертвых жаб и летучих мышей.

 

ЯКОВ ЕСЕПКИН

ЛИТИИ В ОДЕОНЕ

1-20

I

Восстенаем, Господь, в слоте черных иглиц,

А сидят за Тобой фарисеи одесно,

Не узрят ангелки наших траченых лиц,

Звоновые Твои не живятся чудесно.

Ах, высоко лились золотыя псалмы,

Искрашали трухой нищету дарований,

Только сохнут и днесь на хоругвях гурмы

Василечки от сих иродных пирований.

Вижди, Господи, нас, буде слава Твоя

Не превянет-горит, осеняя церкови,

Гордовые певцы умножали ея,

Горла их пропеклись чернозмейками крови.

II

За мытарства ль Христос возжалел

Не прошедших святые оплоты,

Вертоград Гефсиманский истлел

И без шпилей мертвы камелоты.

Васильков полевых не узреть:

На венцах лишь они и сверкают,

Двиньтесь, мытари, всем и гореть,

Разве истинно веры алкают.

Яко минем страстные пути,

В огни темные души вселятся,

Чтоб с любовию нивы прейти,

Где цветки наши палые тлятся.

III

Веночки белые сонимем,

Преобнажим святые лики,

Имен ли, цветности не имеем,

Одно лишь – смертию велики.

Худые крови излиенны,

В очах лазури не осталось,

А звезды Божии нетленны,

Число их парками считалось.

Над перстью ангелы воспрянут,

Над белым цветом закружатся,

И нимбы мертвые протянут,

Во коих звезды обнажатся.

IV

Яко певчим нельзя уцелеть

И преложны венцы золотые,

Так и будемся в тернях алеть,

Кровотлести, елико святые.

Но еще восхотят, восхотят

Голосов божеимных и песен,

И еще ангелочки слетят,

Чтобы узреть: единый не взнесен.

До поры ли молчанье храним,

Изордеется пламень болотный –

Этой алостью мы ограним

Иисуса венец всезолотный.

V

А и тратно, Господь, наши красить гробы

Васильковым сребром, вешней цвет-озолотой,

Все позорные днесь расписанны столбы

Бойной кровию чад и нисанскою слотой.

Мы слезами вотще на крестах изошлись,

Молодицы в пирах стервенеют безложно,

Со кадящей гурмой колпаками пречлись,

И молиться теперь, и алкати неможно.

Так не смогут одно и перстов окраснить,

Белой краскою мы восписали по черни,

Станут нощно, Господь, колокольцы звонить –

Убелятся тогда наши рдяные терни.

VI

Что хотите еще отнимать,

Мы и в смерти богаче не стали,

Всё претщимся цветки сожимать,

Из которых венец заплетали.

Во среду к нам слетят ангела,

Исполать озолотам их ясным,

Яко тризна у нас весела,

Время рдеться глициниям красным.

Будут мертвые звезды гореть,

И неживы, а света не имем,

И еще положат умереть –

Лишь тогда мы венец этот взнимем.

VII

За эти красные псаломы,

За то, что звезды мертвым светят,

Введут нас в Божии хоромы

И ангелочки всех приветят.

Темно дорожье Иудеи,

Во злате мертвых убоятся,

Алкали крови лиходеи:

И где теперь они таятся.

Где Смерти грозная старизна,

Где Слово – книгу озаглавить,

Красна веселием и тризна,

И ни спасти нас, ни ославить.

VIII

Золота наша Смерть, золота,

К ней мы жизнею всей и стремились,

Век брели от Креста до Креста,

Без огней горнецветных томились.

Но воспыхнут еще васильки

О могилах и звоны ударят,

И сплетут голубые венки

Нам тогда, и червицей подарят.

В крови нашей страстные пути,

Бою их не избыть ледяному,

И такими, Господь, нас пречти –

Не могли мы соцвесть по-иному.

IX

Ах, Господь, мы теперь неодесно сидим,

На трапезных пирах царевати не тщимся,

Иисусе-царя со терниц преглядим,

Во спасительный день ко Тебе и влачимся.

Излетели в лазурь от пиров ангелки,

Благодатный огонь расточен по кюветам,

Только были одно мы всекупно жалки,

Сколь хоромных живить ослепительным светам.

Ныне темен, Господь, светозарный канон,

И горчат куличи, и вино солонеет,

И плетется в псалмы боготраурный звон,

Чрез пасхалии Смерть надо златом краснеет.

X

Положатся Христу васильки,

Яко роз и шиповья не станет,

Отберем юровые цветки,

Их ли Смерть о тернице достанет.

Будет венчик тяжеле креста,

Пречернее церковных лампадок,

Ах, багряная цветь излита,

Вертоград наш разорен и падок.

И не станется горних огней,

И начинут светила клониться,

И тогда от кровавых теней

Мы соидем, чтоб ангелам сниться.

XI

Мы кровью нети освящали,

Юдоль Господняя широка,

А нас и мертвых не прощали,

И с житий выбили до срока.

Угаснут свечи во трапезных,

Не будут книжники стучаться,

И со трилистников обрезных

Начинет злато источаться.

И возгорать сему листовью,

Христу ль темно, явимся в цвети --

Своей точащеюся кровью

Обжечь безогненные нети.

XII

Хватит мертвым сирени златой,

Ангелочки ль ее пожалеют,

Были мы во когорте святой,

Всё еще наши тернии тлеют.

Расточатся благие огни,

Соцветут пятилистья в июне,

Так зардеются розы одни,

А горели и святые втуне.

Нет распятий иродских черней,

Та сирень холодит камелоты,

Всем и хватится наших огней,

Сколь не будет для гробов золоты.

XIII

Веселятся, Господь, скоморошьи ряды,

Но огнем возгорят червоцветные лиры,

И собили зачем псалмопевцев чреды,

Нечем боле теперь красить эти порфиры.

Василечки-цветы претеклись из корон

Вместе с кровию чад, разделивших мытарства,

Недоступно высок вседержительный трон,

Прозябают в крушне многоземные царства.

Век держали, Господь, нас за жалких шутов,

По успенью внесли в образные альбомы,

Хоть и немые мы вопияем с крестов,

И точатся по нам первозвонные бомы.

XIV

И бывает серебро в крови,

Сколь огоням червонным точиться,

Ко Христосу взалкаем: живи,

Мы и мертвые будем влачиться.

Вот приидем к Нему без венцов,

Червотечное сребро уроним,

Различит ли одесных певцов,

Хоть сочествует нас Иероним.

А терничным не цвести лучам –

И преминем иродские версты,

И тогда лишь Господним очам

Зримы станут кровавые персты.

XV

Мы к алтарю стези торили,

Христосу алча – огнь увидеть,

Любовь Его боготворили,

Страшились жалобой обидеть.

И кто пренес бы те мытарства,

Но чуден путь со перстью ровный,

Во стенах Божиего царства

Горит венец Христа всекровный.

Так что ж горчей полыни хлебы

И свечи кровью обвиются,

Жива любовь, а мертвы небы,

И гвозди нам одне куются.

XVI

Преточатся волошки в лугах,

Исцветут золотые рамоны,

И тогда о мирских четвергах

Станут бить кровеимные звоны.

Веротерпцев искать со огнем,

А и мы мировольно горели,

С полевой ли дороги свернем,

Не обминуть сие акварели.

Эти блеклые краски легки,

Полыхать им на вербной аллее,

Мы ж Христосу несли васильки –

Звонов цветик любой тяжелее.

XVII

Ах, недолго цветут и лазурь-васильки,

Травень пестует их, а рамонки сминают,

Как уроним, Господь, из десниц туески –

И приидем к Тебе, аще нас вспоминают.

Собирали мы в них те цветочки весной,

Отреченно плели рукоделья неловки,

Ароматы вились золотой пеленой,

Долу ныне легко их клонятся головки.

А и сами, Господь, тяжело премолчим,

Яко бельная цветь, наши головы ницы,

Слили кровь и одно пурпурою точим,

И хоругви плетут из нея кружевницы.

XVIII

Будет лето Господнее тлеть,

Расточаться во благости дольной,

И не станем тогда мы жалеть

О Кресте ли, о розе юдольной.

Соберем луговые дары

И в красе цветяных одеяний

Изъявимся гурмой на пиры –

Веселити их чернью даяний.

Ах, не жалко июльских светил,

Только б видел Христос оглашенных,

Только б рек Он, что мертвых простил

И не вспомнит грехов совершенных.

XIX

Горят в коронах полевые

Цветы меж сорной озелени,

Инаких нет, а мы живые,

Студим кровавые колени.

Куда влачимся, там и север,

С колен восстанем – обернемся,

Найдет коса на белый клевер,

Тогда чернить его вернемся.

И будут ангелы неловки,

Исцветность палую сминая,

И те зардевшие головки

Превиждят: всяка именная.

XX

Со левкоев цветущих венки

Заплетем и приидем к чертогам,

Опознают ли нас ангелки –

Исполать вифлеемским дорогам.

Будет ясное лето гореть,

В белом клевере тлеть-расточаться,

И очнемся еще усмотреть,

Где на царствие Божье венчаться.

Мертвым нечего даже снести,

Им и звезды тлетворнее свечек,

Ах, Господь, мы и будем тлести

Хоть во льду херувимских сердечек.

 

Яков Есепкин

ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА

Офорт

Солиственное золото веков,

Публичку в термоядерном просторе

Лелея, от готических оков

Замковые цари избавят вскоре.

Опять присобираются без век

Святые мертвецы в топазных залах,

Чтоб глиняные куклы картотек

Сыграли на мелованных кимвалах.

Земли варварской чудный Парфенон

Возносится вне города и мира,

И терем кафкианский отражен

На цинковой доске его эфира.

Давай, Вергилий, адницы свое

Оставим на короткое мгновенье,

Гранатовое может остие

Мерцать еще без нас, отдохновенье

Даруется носителям огней

Басмовых в темном аде, чаровницы

Прекрасные ристалище теней,

Смотри, внимают, ведемы червницы

Свитые наспех бросили, глядят

Ревнительно сюда, а наши дивы

И ждут лишь, не пиют и не ядят,

Их царские осанки горделивы,

Ланиты, мелом красным упиясь,

Возвышенно горят, они внимают

Собранье, над которым, превиясь

Легко, струится нега, поднимают

Ее наверх воздушные столпы,

Туда, туда, к вершине коллонады,

А ниже книгочейные толпы

Всеправят бал, такие променады

На благо им бывают, но редки

Замысленно они, век на три делим,

Число времен имеем, велики

Меж встречами разрывы, туне целим

Высоко мы, небесные лета

Иное принимают исчисленье,

Мишени бьются низкие, тщета,

Соломон, вкруг, суетность, но томленье

Сейчас не помнить время, царичей

Урочно ждут царевны меловые,

Им бал не в радость будет, сих парчей

Червонных и желтых еще живые

Не видели, а те сидят и вниз

Точат о неге бархатные взоры,

В парче и злате глиняном, каприз

Играй быстрей, Никколо, разговоры

Сейчас не нужны дивам и теням

Благим, в сиренях книжные гурманы

Резвятся пусть, восковым огоням,

Сопирникам чудеснейшим романы

За яством пересказывают, их,

Не всех едва, в миру любили этом,

Теперь, узри, в сплетеньях дорогих

Свечные фолианты, силуэтом

Здесь каждый узнаваем, разве мы

Любви земных царевен белоликих

Не ведали еще, хотя сурьмы

Свечные присно в чаяньях великих

Сребрили взором, битые персты,

Гвоздимые иродами, претляли

Червным тем воском, благость нищеты

Узнав, на звук один определяли,

Где истинности голос, где лишь хор

Черемный, посмотри, оне толкуют

О нас еще, те ведемы, их ор

Я слышу и чего ж теперь взыскуют,

Червницы с ними, серебро свое

Мы ходом крестным Господу принесли,

Гранатовое тлится остие

Под нами, только бдят царевны, если

Сейчас мы не явимся, в ады к нам

Направятся они, я верю, девы

Прелестные, рядитесь, дивным снам

Таинства доверяйте, были где вы

Не важно, коль теперь нас дождались,

Встречайте мертвых царичей желанных,

Эфирных мужей, десно пресеклись

Очницы наши, взоров долгожданных

Огни красой немирною своей

Нимало не щадите, но взирайте

На музами избранных сыновей

И доченек мертвых преубирайте

Лишь мелом красным, златом и сурьмой,

Их северные песни с вами будут,

Алкать иного суе, но чумой

Тлеенья встречу эту не избудут.

 

Много ещё?